Внезапно Фролло, да простит мне мироздание
Оплывшая свеча. И пыльная каморка,
Величественный храм и грубая резьба.
Ну а внутри сидит пропащая душонка,
И вздох в ее груди рождается едва.
То был ученый муж, достойный архидьякон
Его боялся люд, его любил король.
Возможно, что его любил еще и дьявол,
Иначе бы не дал он падре эту роль
Достойного отца…увечного калеки,
Главу семьи Тиршап…погибших от чумы.
Горящие глаза – морщинистые веки,
Не прожитых годов столь ранние следы.
А на руке ожог. И вновь разбита колба,
В открытое окно летит нещадный смог
Фламель с небес опять ученых щелкнул по лбу –
Его чудес, увы, Клод повторить не смог…
В открытое окно влетает свежий воздух,
Неся с собою звон и песню соловья
И вольной пляски ритм, что совершенством создан
Несет его к окну, все дальше от себя.
Оплывшая свеча. И пыльная каморка,
Величественный храм и грубая резьба.
Ну а внутри сидит пропащая душонка…
Великая, большая, влюбленная душа.
Оплывшая свеча. И пыльная каморка,
Величественный храм и грубая резьба.
Ну а внутри сидит пропащая душонка,
И вздох в ее груди рождается едва.
То был ученый муж, достойный архидьякон
Его боялся люд, его любил король.
Возможно, что его любил еще и дьявол,
Иначе бы не дал он падре эту роль
Достойного отца…увечного калеки,
Главу семьи Тиршап…погибших от чумы.
Горящие глаза – морщинистые веки,
Не прожитых годов столь ранние следы.
А на руке ожог. И вновь разбита колба,
В открытое окно летит нещадный смог
Фламель с небес опять ученых щелкнул по лбу –
Его чудес, увы, Клод повторить не смог…
В открытое окно влетает свежий воздух,
Неся с собою звон и песню соловья
И вольной пляски ритм, что совершенством создан
Несет его к окну, все дальше от себя.
Оплывшая свеча. И пыльная каморка,
Величественный храм и грубая резьба.
Ну а внутри сидит пропащая душонка…
Великая, большая, влюбленная душа.