Внезапно Хранители

Притащу сюда c фикбука, чтоб оно было.

Автор: Белая Ворона
Пэйринг и персонажи: Уолтер Джозеф Ковач (Роршах)
Рейтинг: PG-13
Размер: Миди, 8 страниц, 1 часть
Статус:закончен

Описание:
"- У вас были друзья? - У Ковача были. Другие люди в масках. Такие же, каким был сам Ковач. Просто человек в маске. Не Роршах. Совсем не Роршах" - (с) Watchmen, 6 глава.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Днем на кухне было жарко. Везде было жарко – город захлебывался жарой. Вентиляторы спасали тех, у кого они были, в супермаркет люди ходили только для того, чтобы охладиться в отделе замороженных продуктов. Уолли не ходил в супермаркет – мать никогда не брала его с собой – и даже не знал, как пользоваться вентилятором. Он сидел на полу и выкладывал из обшарпанных исцарапанных пластмассовых букв невразумительные картинки. Читать он ещё не умел. Писать – тем более. Не знал ни буквы «A», ни буквы «B». Знал только, что мама печет блинчики, потому что из продуктов в доме только мука и вода, и что, если повезет, он выпросит к ним немного сахара. Но скорее всего, не повезет. Мама не любила, когда её просили и редко когда отвечала на просьбы согласием. Как капризный бог, не дающий людям дождя после всех жертв.
Уолли выложил улыбающуюся рожицу – угрюмый и слишком маленький для своих лет он не отличался большой фантазией – и спросил вдруг, не поднимая головы:
- Ты меня любишь?
И тут же сжался, потому что четыре года – достаточный возраст, чтобы понимать значение такого «нет» прежде, чем оно будет произнесено. По тому, как мама никогда не обнимала его, как это делали все другие мамы; по тому, с какой злобой она кричала на него; по тому, как она любила, чтобы он был как можно дальше и как можно лучше занят, он знал ответ прежде, чем задал вопрос. И думал, что знает причину этой нелюбви.
Мать не ответила. Мясистая, ловкая рука её подбрасывала на лопаточке блинчик, а после отправляла его на тарелку. Уолли долго смотрел на её спину – на её толстую, чуть сгорбленную, усталую спину – и, поняв, что ответа не будет, снова вернулся к буквам.
Пальцы его двигались медленно, как под водой. Рыжие, неряшливо обрезанные волосы, падали на глаза.
- А я тебя люблю, - пробормотал он себе под нос и развернул улыбку так, что уголки её теперь смотрели вниз. – Очень.
Мама сделала вид, что не услышала.

Ночью в спальне было душно. Воздух липкий и какой-то пыльный, словно бы норовил прилипнуть к коже. Хотелось встать, открыть окно, выпить стакан воды. Но за окном орали мартовские коты и мартовские люди, а в стакане с вечера плавала дохлая муха с сизым, тошнотным отливом на тугом брюшке. В такой духоте снились кошмары и Уолли просыпался от них, дыша тяжело, влажно и тихо. Очень тихо. Изо всех сил тихо. Иначе могла услышать мать, а услышав – пожелать узнать, в чем дело, почему он снова не спит. Он не хотел этого. Ссадины на лице ещё не сошли с прошлого раза.
Уолли было около семи лет. Он не вел счета, и некому было спрашивать его о том, сколько ему годиков. Только по числу свечей, воткнутых в заказанную на его день рождения пиццу – он запомнил из-за того, что матери очень хотелось вдолбить в его голову хоть какую-то внятную цифру – он ориентировался в смутной малости прожитых лет.
Если бы нашелся кто-то, кто спросил его, чего он хочет, он долго думал бы, потупив глаза и ковыряя пальцем незаживающую болячку на правой ладони. Перебирал бы горячие, болезненные свои желания, как драгоценные камни, и все равно не заговорил бы вслух, боясь, что они обожгут губы и обернутся пустым пшиком.
Он хотел, чтобы вернулся его отец, ушедший ещё до его рождения, и забрал его с собой куда-нибудь в другое место. Куда-нибудь, где он попробовал бы какао, и после кошмара мог бы не прятаться, а прийти и пожаловаться кому-то сильному, кто может защитить.
Он хотел прокатиться на велосипеде, зная, что упадет, но от этого желая ещё более истово. Велосипед казался ему свободой, на которой можно уехать на край земли, а о таком путешествии ему мечталось порой так страстно, что ныла грудь и горло передавливало слезами.
Он хотел никогда больше не слышать крика матери – что-то уронил, что-то испортил, помешал, лучше бы ты не рождался, всегда ты не вовремя, чтоб ты сдох! – и, лучше всего, забыть, что они когда-то были.
Он хотел щенка с пушистой, рыжей шерсткой – он видел такого на поводке у нежной, холеной девочки, которая явно знала, что такое сказки на ночь, горячий шоколад, имбирное печенье.
Он хотел – один раз, всего один раз! – сходить в кино не тайком, проскальзывая мимо контролера, прячась за тяжелой портьерой, но по настоящему билету, сжимая его в руке и не веря в возможность такого счастья.
А ещё он хотел перестать хотеть. Навсегда. Чтобы не мучить себя несбыточным и глупым. Отец умер, велосипеда у него не будет. Мать будет кричать всегда – захлебываясь, срываясь в визг – а единственный щенок, который у него мог быть, был таким, как тот, раздавленный, с окровавленной пастью и вылезшими кишками, которого он видел в канаве по дороге в школу каждый день целый месяц. И билет в кино, конечно, только если он украдет у кого-нибудь мелкую монетку.
Воры горят в аду. Он не хотел становиться вором.
В спальне было душно. Кошмар – жгучий, глупый и именно потому такой отчаянно страшный – все шуршал вокруг кровати, вскрикивал голосом матери «Так будет всегда! Всегда! Всегда!». Уолли бросил в кошмар злой гримасой – боялся словом, боялся, что будет слышно – и спрятал голову под подушку.
Болячка на ладони у него не заживала, потому что раз за разом он не давал коже затянуться, острым ногтем сдирая нарастающую корку и разрывая края ранки в кровь.

Днем Уолли видел в школе, как старшие зажали в углу девочку. Девочка была некрасивая, с угрями на лоснящемся, розовом лице, и косички у неё торчали в разные стороны, словно приглашая за них дернуть. Толстые лодыжки в сползших гольфах, мокрый взгляд снизу вверх. Старшие что-то говорили ей, от чего она по-овечьи трясла головой и дрожала губами, а потом стали задирать юбку. Тогда Уолли отвернулся и пошел прочь. Он знал, что бывает, когда женщине поднимают юбку. Насмотрелся этого вдосталь и больше не хотел.
На уроке Рэнди с задней парты плевал ему в затылок жеваными бумажками.
На перемене в столовой его толкнули так, что он уронил свой поднос, и сок из бумажного стаканчика вылился, расползся оранжевой лужей, оставив его без обеда.
На следующем уроке его вызвали к доске, и он ответил тихо, без выражения, как всегда, пока учитель пытался одновременно утихомирить смеющийся класс и услышать ответ.
В учительской Уолли услышал после уроков, как кто-то из учителей сказал с лицемерной, липкой грустью: «Ну, он же не виноват, что у него такая мать!».
По дороге домой ввязался в скучную, обыденную, бесполезную драку, в конце которой он просто лежал, закрыв руками голову, и молчал, потому что плакать было бесполезно.
Дома мать не спросила у него, откуда синяки, как не спрашивала никогда. Дала немного денег и выставила, велев возвращаться не раньше, чем к полуночи. Пара монеток была с её стороны огромной щедростью, которая значила, что сегодня он сможет купить себе немного сладкого и, может быть, ему хватит на хот-дог. Загребая носками ботинок осенние листья, спрятав руки глубоко в карманах, он долго шел по серо-свинцовой улице в лужах, втягивая голову в плечи и стараясь быть не слишком заметным, пока, наконец, не вышел к реке. Там опустился на парапет, бездумно бряцая мелочью, и стал смотреть на воду.
Часов у него не было, но в полночь закрывались приличные кафе на берегу и все пьяницы находили себе менее приличные бары. Это был хороший способ определять время. Он не ошибся ещё ни разу, кроме первого, когда мать долго кричала на него, что он не способен даже простую просьбу выполнить, и на тыльных сторонах ладоней у него долго белели полоски от тонкого кожаного ремешка, которым она пользовалась, когда ещё могла держать себя в руках.
Он даже не думал о том, что может защищаться и давно уже перестал просить о прощении. Теперь просто молча терпел, глядя в пол и представляя себе огонь, пожирающий их грязную, захламленную квартирку.
Бывало, что вечером мать выпивала с очередным отчимом-на-час, и тогда по утрам Уолли бегал для неё за пивом.

Ночью он проснулся от того, что кто-то в темноте кричал и рыдал, захлебываясь и ударяя пятками в спинку кровати. Это, должно быть, был Майкл, чернокожий новичок, который почти не разговаривал, зато много плакал. Ходили слухи, что его мать изнасиловали и убили белые бандиты, а самого Майкла заставили на это смотреть, но Уолли не знал точно, правдивы ли они были.
Он долго лежал в темноте, слушая, как Майкл постепенно затих, пришибленный чьей-то метко пущенной подушкой. Оставались только безнадежные тихие всхлипы, которые уже никому не мешали, но из-за которых казалось, что ночь будет бесконечной.
Темнота в спальне воспитанников была чернильная. Тонкая полоска света из-под двери не способна была её разогнать. Дежурная сестра – Анна, кудрявая, с злыми светлыми глазами – должно быть, читала книгу, и должна была очень разозлиться, если кто-нибудь из мальчиков помладше напрудил в постель.
Уолли смотрел в потолок, совершенно не видимый во мраке, и слушал дыхание в темноте. Дыхание, всхлипы, редкие стоны, кашель, всхрапы. Общая спальня не была спокойным местом даже ночью, и если бы не Майкл, то кто-нибудь ещё забился бы, пытаясь вырваться из ловушки, которой казалась в этот час комната. Порой Уолли представлялось, что если бы не традиция кидать в тех, кто шумит, подушкой, они могли бы вылететь в окно, и, раскрыв крылья по-чаячьи, улететь. Если бы им только дали наполниться криком.
Сам он никогда не кричал – ни во сне, ни пробуждаясь от кошмаров. Слишком крепко засела в него тишина, которую нужно хранить, чтобы не умножать свои шрамы. Он очень хотел жить и привык быть совершенно бесшумным и незаметным. Порой на утренней перекличке его теряли, хотя он просто отступал чуть в сторону от строя.
Он помнил, какое лицо было у матери, когда за ним пришли соцработники. Подобострастие, настороженность, напряженная мысль и, наконец, облегчение. Он не знал, почему она не отдала его в приют сразу. Любила или надеялась полюбить? Получала какое-нибудь пособие? Ожидала, что, как выгодное вложение, со временем он начнет окупаться?
Она не стала обнимать его напоследок. Только помахала, но он уже уходил и ему было все равно. Шрамы, белые шрамы на тыльной стороне ладоней, и вечный страх сделать что-то не так шли с ним за руку, и не думая остаться с матерью.

Тренер казался себе очень умным. Как старый учитель кунг-фу он любил фразы с двойным смыслом, но понимал их едва-едва. "Бросать кулак нужно, как бросаешь камень. Всем телом вкладываться в этот удар". Уолли кивал, когда тренер в очередной раз повторял эту книжно-сухую фразу и отправлялся тренироваться с грушей. Кулаки врезались в кожу с глухим тяжелым звуком, совсем не похожим на тот звук, что издает человеческий живот, когда бьешь в него.
Уолли это нравилось. С одной стороны бокс был ненастоящим, игрушечным. С другой стороны, он помогал в настоящем. Конечно, драка это не ринг. В ней нет правил и рефери, который будет считать до девяти. Однажды противник достал нож и Уолли лишь чудом увернулся от лезвия. Но сила рук, приходящая с тренировками, но умение направить удар и вложиться в него помогали.
Нужно было только не забывать о том, что у противника есть ноги и никто не помешает ему бить в пах.
Если бы Уолли Ковачу было у кого учиться способу драться без правил, он пошел бы к этому кому-то.

Днем в свободное время парни болтали о девушках. В классе было пыльно и душно, окна открывать не разрешалось и, на всякий случай, они были лишены ручек. Сидя за первой партой Ковач слушал, как сзади обмениваются мнениями, и лениво, медленно, пряча гадливость в уголках обгрызенных шелушащихся губ, решал уравнения. На бумаге все было просто. Икс равнялся трем, игрек шести, чтобы понять это нужно было просто следовать шаг за шагом по цепочке вычислений, раз и навсегда определенной правилами. В мире трехмерном у него были угри на лице, репутация тихого психа и неплохие оценки, которые ничего не решали. Кроме этого в мире была чертова прорва всего - что-то ему нравилось, что-то он не понимал, что-то ненавидел.
Разговоры о постельных подвигах, например.
С напыщенным хвастовством, со смесью грязных слухов, со взаимными подначками. Недавно забеременела четырнадцатилетняя дура, но такое было частым и об этом особенно не говорили. Зато говорили, что в одном из сортиров есть дырка в стене, через которую тебе могут отсосать, и что Мэри дает всем за шоколадку, потому что у неё что-то не в порядке с головой.
"Зато с сиськами полный порядок!" - добавляли обычно и смеялись.
Иногда заходила речь о том, что кого-то из младших поймали, когда они долбились в задницу, и всем становилось совсем весело, когда рассказчик доходил до того, что с ними сделали.
Все разговоры вертелись вокруг секса, драк и попыток достать выпивки и дури.
Им всем было по пятнадцать. В шестнадцать их должны были выпустить в большую жизнь. Устроить на заводы - разнорабочие, грузчики, слесари, токари. Ковач знал, что даже со своей успеваемостью выше среднего он окажется там же. Но плохо учиться не мог.
Учеба давала отдых от бесконечных секса-дури-выпивки-драк. Приоткрывала его тесный стиснутый мирок, впуская в него абстракции. Он не был гением, но любил цифры и формулы. Стройную точность, неизменность следствия, вытекающего из предпосылок.
Когда год назад у него пытались отобрать учебник, он сломал поборнику простого досуга ребро, после чего имел счастье принимать участие в большой драке формата "все на одного".
После неё за ним закрепилась репутация психа. Пугала молчаливая расчетливая ярость, с которой он дрался.
После того случая он месяц валялся в больнице, пил сок из трубочки и пользовался у медсестер своеобразным успехом - они считали его несчастным тихим мальчиком, которого избили ни за что.
Улыбаться им он так и не научился, зато мог читать всласть и спать, сколько хотелось.
Если бы не стоны и кашель других больных, больница показалась бы ему раем.

Ночью он проснулся от того, что за окном орали оглашенные коты. Во всю глотку, захлебываясь мяуканьем, они возвещали миру о своей любви, и, кажется, были весьма ею довольны. Прихватив стакан с пола, Ковач подошел к окну. Кошачья пара страстно сплеталась внизу, смутно напоминая о неприятном, о ощущении грязи, преследовавшем его долгие годы, и Ковач без злости, но и без жалости вылил на шерстяных любовников холодную воду. Последовал короткий негодующий крик, животные расплелись и кинулись в разные стороны.
Сон ушел, в комнате было жарко. Что такое кондиционер здесь и не знали. Ковача это не смущало. Щелкнув переключателем настольной лампы, он раскрыл на столе шелестящие листы газеты, которую не успел прочитать днем. По пояс голый, с постоянно угрюмым выражением на лице, он пробегал глазами черные ряды букв, и, сам того не замечая, кривился или едва заметно улыбался. Ему не нравились анекдоты, криминальная хроника вызывала внутренний протест, кроссворды не вызывали особенного интереса, но это была информация, разминка для мозга, костенеющего от однообразной скучной работы, и потому он читал все, и разгадывал все.
Утром он должен был идти на работу.
Ему все равно не хватило бы времени, чтобы выспаться, и он не спешил.
Обгрызенным карандашом записал пару ответов в сетку, прочитал статью об очередном убийстве, поставившем полицию в тупик, потом заметку о героях в масках.
Он верил в Бога и верил в справедливость, хоть и немного стеснялся этой веры.
В отличие от тех, кто с раннего детства оказался в детдоме, он помнил, как пользоваться деньгами и куда зачем идти. Он даже знал, как оплачивают счета. В этом было мелкое своеобразное преимущество. Он больше помнил об этом людском мире и примерно представлял, как он работает.
Хотя сами принципы этой работы казались ему неверными, построенными криво, существом, весьма смутно представляющим себе справедливость.
Природный мир был прекрасен. Люди же делали свой мир странным, злым, темным местом. Если Бог любил их всех, он, вероятно, был безумцем, но именно это Ковача и привлекало. Идея о том, что кто-то способен на столь всепоглощающее, чистое, всеобъемлющее чувство отзывалась у него где-то глубоко внутри.
Он читал Библию и сам складывал простые выводы, не желая полагаться ни на чьи суждения. Грешники будут гореть, праведные спасутся, всем по справедливости, каждому по заслугам. Представляя это, он легче засыпал по ночам.
В конце концов все получат то, что должны.
Себя он, правда, в эту систему вписать затруднялся - куда он пойдет, куда придет время? - но, помогая в церкви, слушая проповеди, читая святую книгу, смутно надеялся, что знает ответ.
За окном снова орали коты. Перегнувшись через подоконник, чтобы лучше видеть, Ковач швырнул в них стаканом. Воды в комнате больше не было, а вниз он ходить не любил - это значило нарушать одиночество, а одиночеством он каждый раз наслаждался полно и остро.
В детдоме для него не было места. Постоянно с кем-то. Постоянно не один.
Здесь же некому было ему указывать, с ним говорить, его ненавидеть. У него была целая комната, его царство, его личная тихая пустота, в которой он мог находиться сколь угодно долго.
Конечно, штукатурка сыпалась, в ванной тек кран, а полы отчаянно скрипели. Но все это было абсолютно неважно. Возможность побыть одному этого стоила.
Брызнули осколки стекла. Истошно мяукая, кошки разбежались в разные стороны.
Одна из них слегка прихрамывала. Должно быть, наступила на осколок.

Днем, в обед, он зашел в маленькое кафе неподалеку от работы. Лениво крутились лопасти вентилятора под потолком, две девушки, смеясь, кормили друг друга с ложечки мороженым. Глупая муха с жужжанием стучалась в стекло, надеясь пробить его и оказаться на свободе. Официантка листала какой-то яркий аляповатый журнал. Губы её двигались, иногда приоткрываясь и показывая розовую слизь клубничной резинки.
Ковач нечасто бывал в таких местах. Дело было даже не в том, что на зарплату разнорабочего не станешь питаться в кафе каждый день. Скорее его раздражала сама атмосфера - легкомысленный липкий уют, пахнущий плохим кофе, привычка официантов заводить с клиентами короткие, ничего не значащие разговоры, запоминать их.
Он вообще не любил, когда на него обращали внимание.
Но домашняя еда - полуфабрикаты, консервы, редкие попытки готовить - иногда доставала. Как бы ни был он неприхотлив. Раз в два месяца. Раз в месяц.
Не разорительно, а разговоры можно пресекать одним угрюмым видом.
В меню он нашел картошку и стейк, дождался, пока официантка отложит журнал и подойдет. У неё были очень светлые волосы, пребывающие в движении губы тронуты ярким розовым блеском. Когда она склонила голову, записывая в маленький блокнотик его простой заказ, Ковач машинально отметил, что резинка у неё тоже розовая, яркая, как леденец, который только что лизнули.
Уходя к стойке, она чуть косолапо ставила ноги в поношенных кедах. По-дурацки и по-детски.
Возможно, с ней он даже мог бы заговорить. В конце концов, ему был двадцать один год, общепринятое время для дурачеств, знакомств и горячих ночей.
Он представил светлые волосы разметавшимися по подушке. Розовую зубную щетку на полке в ванной, розовые пушистые тапочки с глупыми собачьими мордами, ворох конспектов на столе. Он представил жизнь с кем-то - залитую кофе плиту, общий смех - и, аккуратно разрезая принесенный стейк, продолжал думать об этом. Она будет петь в душе, он неловко запинаться...
Но наволочка на его подушке была серой, а в ванной царил обшарпанный кафель со сколами. Тапочки липли бы к полу, стол одной ножкой стоял на телефонной книге, подобранной на помойке.
Он был детдомовским, верующим и практически нищим.
На чай он оставил больше, чем мог себе позволить, и после жестоко высмеял себя за это.

Ночью в зеркале Ковач походил на бандита. Спокойное пустое лицо, тени исчерчивали его так, что оно превращалось в маску монстра. Хотя и без этого эффекта смотреть на отражение было неприятно. Оно было частью мира и во многом порождением мира. Того, в котором насилие, грязь и блуд считались чем-то обыденным, нормальным.
Закричи от страха и отвращения - посмотрят, как на сумасшедшего.
Идея зрела давно, но до этой ночи была неосознанной, размытой. Из криминальных хроник, из заметок о костюмированных героях, из ткани, лежащей в ящике стола уже пару лет...
Девушка, убитая девушка, которая заказывала платье, была богата. Особенный её каприз казался странным, но был ему на руку - ткань была двусторонней. С одной стороны пятна белого и черного, четкие, без размытостей и домыслов, строгая, хоть и коротковатая, вещь для банкетов. Вторая сторона была сделана тоньше - надетая, она местами давала эффект прозрачности, превращая строгий наряд в экстравагантную и легкомысленную вещь.
Сквозь два слоя латекса, сквозь жидкость видеть нельзя.
Если бы не желание мертвой заказчицы, он, вполне возможно, никогда не дошел бы до этой стадии. Осторожно, с чем-то, похожим на благоговение, он надел маску.
Взглянул в зеркало, чувствуя, как замирает в груди сердце, пропуская удар.
И впервые в ответ на него взглянул Роршах. Пятна плавали по его лицу, складываясь в причудливые фигуры, и это было лицо не отсюда. Это было лицо мусорщика, сторожа, осознающего, что такое справедливость в полной мере.
Плащ он купил в сэконд-хэнде. Надев его, ощутил себя защищенным.
Теперь он стал непохожим на себя. Теперь мог не стыдиться собственной связи с теми, кто смотрел, как на их глазах убивают человека.
Перчатки были тонкими, обтянули руки, как вторая кожа. Поглядывая в зеркало, он все не мог отделаться от ощущения, что смотрит на кого-то другого. На чужака. Тот восхищал его. Даже движения казались более точными, даже роста в нем словно бы было больше.
Мягко ступая, зная полы наизусть, он спустился по скрипучей лестнице, ни разу не скрипнув, и вышел в ночь, пахнущую кровью и ужасом. Сейчас он был не просто её частью - он был словно над ней.
И это было прекрасное ощущение. Ощущение злой безграничной свободы.

Днем он позвонил на работу и, сказавшись больным, забрался обратно под одеяло. Ныло все тело. Почти кончились бинты. Роршах был хорош, это верно. Но он не был всемогущим, как доктор Манхэтен, у него не было много денег, как у Ночной Совы, его не учили драться с самого детства, как молодую Шелковый Призрак. Фактически, все что у него было, это опыт уличных драк, пара лет занятий боксом и злость. Много злости.
Вечером он попал в ловушку, преследуя очередного подонка. Темные улицы знали, что на них появился сторож. Многим это не нравилось. Он едва сумел уйти. Кости не были сломаны, но немилосердно ныли. Синяки напоминали небольшие галактики по всему телу.
Работа после работы была неблагодарной, утомительной, сложной.
Но она уже была в его плоти и крови. Он уже не смог бы от неё отказаться.
Рана в плече уже не кровоточила, схватившись темно-бурой коркой. К счастью, это был не огнестрел и не нужно было доставать пулю. Но вот вымоченные в спирте нитки и толстая игла пригодились, как и умение шить, как и карандаш, который он почти перемолол зубами в деревянную труху.
Лежа под одеялом на диване - география его пружин была изучена им до тонкостей - он перебирал свои победы и вспоминал поражения. В первые дни ему ещё раз сломали нос и маска расцвела алым пятном в дополнение к черным. Одна из попыток изнасилования оказалась лишь игрой и он коротко сказал парочке, что они неправы, до того, как исчезнуть. Парня он едва не покалечил, прежде чем понял, что ошибся. Рыжая кошка нюхала его перчатку и недовольно водила хвостом. Он избил отца, который бил ребенка, а когда понял, вернувшись через неделю, что сделал только хуже, привязал папашу к столбу и вызывал одновременно службу опеки и полицию. Ребенок смотрел на него со страхом, на отца - с ненавистью.
Он занимался мелочью, был там, где не было больше никого, куда полиция не доезжала, и знал, что многие его дела незаметны. Что никто не отметит их и не станет восхвалять.
Это было неважно. Главное - мир менялся от его прикосновений.
Погружаясь в топкую дрему, выныривая из неё, он вдруг подумал, что для больших дел ему нужен напарник. Что если бы кто-то был с ним рядом, вечером бежали бы нападающие, но никак не он.
Озимандия был левым. Комедиант психом. Шелковый Призрак носила костюм, который больше подошел бы шлюхе. Доктор Манхэтен открыто работал на правительство и был всемогущ.
По заметкам он знал их всех, следил за ними, как за ходом планет.
Ночная Сова подходил ему лучше всех.
Вопрос был в том, подходил ли он сам Ночной Сове.

Ковач без маски никогда не подошел бы знакомиться. Как завести разговор, как выстроить отношения так, чтобы они были дружбой и достаточно доверительной, он не представлял. Слишком много прошлого, слишком много опыта. Слишком много грязи и страха.
В маске же, Роршахом, ему было плевать. Могло не получиться. Могло получиться.
Возможно, именно потому и получилось.
Он говорил с позиции силы. С позиции тайны. Он знал имя Совы и был готов пожать плечами и отступить.
"Я знаю" - сказал он первым "Дэниэл".
"За твоей спиной никогда не будет врага" - сказал он в первой же стычке.
Иногда они задерживались в гнезде, чтобы прошерстить материалы. Иногда заказывали пиццу.
Домашний мальчик Дэниэл, в очках, смешной и всегда верный слову.
Лежа в постели ночью Ковач думал о мире - мире, где некому было защитить маленькую девочку от твари, желающей раз за разом спать с ней, мире, где некому было отрубить руку преступника - и до утра ему снились сны, в которых он видел мир Дэниэла, который тот искренне считал справедливым.
Чтобы сделать мир таким на самом деле, нужно было долго идти.
Но сейчас на этой бесконечной дороге их было двое.
Больше, чем когда-либо в его жизни.

---

Дурная голова, внезапное лето

Я что хотела сказать... Да как всегда, ровным счетом ничего.

Это был удивительный год. Многое изменилось - по десять раз, чтоб с ног на голову, с головы - на ноги. Мироздание бесилось, а Земля уходила из под ног.
И быть бы мне сейчас совсем не там, где я есть, если бы не удивительные люди рядом со мной.

Я мало о чем говорю в дневнике, плохо умею говорить. Но давайте сегодня поговорим о людях.

Нет, не о тех, кто орет под окнами после второй бутылки "Калинки". И не о тех, кто сидит в домике из красного кирпича и творит мракобесие. И даже не о тех, кто оттаптывает ноги в московской подземке. Давайте поговорим о настоящих людях.

 пьяный штурмовик,  Elli Cler... Для тех, кому я хочу сказать больше всего, как всегда не нахожу слов. Но были поступки. Было неожиданное, чудесное спасение - с перетаскиванием вещей, пением песен. Был горячий глинтвейн на последние деньги. Был карвалол после работы, было швыряние тапочками в стену. Хранители, Отверженные, запах табака на балконе. Ты сегодня спрашивал, Кэп, чем ты меня удивляешь... А тем, что за эту половину года вы стали для меня семьей. Такой странной, но все же семьей. С ее классическим "они все делают не так", "он меня не понимает", "мы разные", "о боже, храни идиотов в соседней палате"... И со странным ощущением безопасности. Абсолютным принятием.

Ах, да. Еще был странный, горький и морозный Питер. Где была одна одинокая, но прекрасная квартира...и за нее тоже спасибо, за знакомство. А еще  Verit - знай, ты удивительна. Налаживай свое ВСЕ. Полно, ярко и с музыкой. Пожалуйста.

Извините, если что было не так.
Вас я тоже прощаю. И очень, очень люблю. Спасибо вам за то, что вы есть.

 Romyel,  Archeveque Вы удивительны. Спасибо за поддержку ровно тогда, когда она необходима острее всего. И за комиксы тоже спасибо.

Цензор, Цепеш... Простите, мне лень выделять вас курсивом, отваливаются руки))) Просто будьте. Вы не представляете, как радостно смотреть в окошко скайпа, когда внезапно вечером там начинает мигать вызов "традиционного тройничка". Цензор, спасибо за твою иронию и прекрасное чувство юмора. Ты заставляешь мои мозги работать. Цепеш, ты заставляешь мои мозги отращивать далекощупальца, но тебе тоже спасибо. Я не так часто это говорю, но я очень рада, что вы у меня есть. (И простите, что я постоянно что-то жру при созвоне)

 ferrum_glu - Человек-космос, человек-загадка. Мудрая, честная, удивительная. Спасибо за долгие разговоры, за пюре с огурцами и толстого кота на диване. Я рада, что этот год свел нас. Ты дала мне массу сил, чтобы пережить трудности как можно более достойно. А еще Мун, Логна, Тандер - оставайтесь такими же солнышками! Люди с ТФ сходки, я вас не забуду. Как же вы отожгли!

Черепашка, Эмили - милые поклонницы Хорна, не теряйте веру в свои силы, творите и мечтайте. Спасибо, вы прекрасно меня выгуливаете по рыжей ветке)))

Сейчас почти час ночи. Мне 19 лет. Много ли я смогла? Много ли смогу?
Я не знаю.
Но одно могу сказать с уверенностью - пока у меня есть вы, настоящие люди, друзья, я буду идти вперед.
And it's my secret promise.

С любовью и благодарностью,
Феб

@темы: мост через сену

---

флэшмоб псто

В общем, как-то я совсем спорадически появляюсь на дайри, ничего не отвечаю, никого не комменчу унылое говно ваще Но все таки хочу вспомнить, как оно - общаться через дневник. Пьяный штурмовик осалил всех, кто под руку попался, я таковой себя решила посчитать. Суть проста: я напишу 10 фактов о себе по теме, которую вы мне предложите в комментах. Осаливаю тоже всех, кто захочет быть таковым) А в общем-то, хочу все же кое-кого вовлечь:  ferrum_glu, была бы очень рада)

@темы: мост через сену

---

заранее прошу прощения

З А Е Б А Л О

@темы: мост через сену

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Штука

Суть игры: оставляете комментарий под этой записью, получаете по 5 вопросов типа "или... или". Развёрнуто отвечаете у себя в дневнике. И помните, обязательно нужно сделать выбор. Никаких "и то и другое" или "ни то ни другое"

Вопросы от  Caensore

1) Маракулин или Лавуа?

Очень сложный вопрос. Пожалуй, Маракулин. Просто по причине контраста со всем, происходящем в русской постановке великого мюзикла. То есть, если Сегара томно ходит по сцене и вальяжно пропевает затейливыми переливами, оставляя слушателя в легком трансе, а потом выходит Лавуа, с его напором, интонациями, точностью голоса и фальшью жестов - это эффект лавины и нарастания уже существующего восторга... А вот когда на сцене вертит бедрами как непрожареный окорок российская Эсмеральда с поставленными интонациями то ли Нюши, то ли Пугачевой, а потом появляется мрачная черная тень, выдавая годную игру и вокал - просто психологически бьет сильнее, возвращая желание жить. (а еще он разрешил мои сомнения про кубики пресса под сутаной. их там нет)

2) Опера или мюзикл?

Мюзикл. Еще с детства и начала активного окультуривания предпочитала произведения, где могу разобрать слова. Увы и ах, слушая даже переведенные арии из оперы, зачастую уши просто не могут перевести мощный вокал в словосочетания. Ну и просто вопрос привычки, так получилось, что семья начала пропаганду именно мюзикла в раннем возрасте. Еще очень люблю сочетание динамики и вокала; танца, диалога и музыки - а наиболее полно для меня это отражается в этом жанре.
(хотя Риголетто же...)

3) Щит или меч?

Шит. Во-первых, люблю Ника Фьюри. Во-вторых, люблю Капитана Америку. В-третьих, устав от обороны и военных действий его можно просто взять и использовать в качестве ледянки. Многофункциональность)

4) Автоботы или десептиконы?

Автоботы. Я просто не могу грамотно аргументировать свой выбор, затрагивая историю политического конфликта двух рас, различия прошивки и миллионы лет беспробудных военных действий - это слишком сложно. Поэтому давайте считать, что из-за прекрасных антенн Оптимуса Прайма и голубых окуляров. (солидарность превыше всего)

5) С дыркой или без дырки?

Разумеется, без! Иногда я задаюсь вопросом, кто вообще придумал подобное извращение - дырку? В нее периодически соскальзывают пальцы, язык можно обжечь, особенно если отверстие горячее и маленькое.)))

@темы: мост через сену

---

О романтике

Хочется сказки. Только не такой, где все радужно и принцессы-принцы-драконы, а чтоб завтра с утра проснуться - а тебе бы улыбались прохожие. И не толкали бы в метро...или сесть предложили, но даже у сказки должны быть свои рамки) Чтоб преподаватель по древнегреческому вспомнил, за что он когда-то любил свой предмет и поделился бы с нами своими знаниями. Чтобы расписание в институте составил кто-то, отличный от горного тролля, чтобы бабье лето подержалось еще недельку...

В общем-то, хочется и перехочется) А пока повешу тут очередной клип под настроение.

@темы: видео, мост через сену

---

О прекрасном

Нет, черт возьми, нет нельзя так точно передать суть студенчества

@темы: похищено, мост через сену

---

О странном

Изнасилование, инцест, некрофилия, зоофилия, water spot...А как Вы любите своих героев?

@темы: баловни судьбы, мост через сену

---

Стихи

Как-то все не приходило в голову собрать. Старое по отверженным, жавероцентрично в паре стихов.

Полночь укроет Париж шерстяным покрывалом;
Крыши домов и кострища пустых баррикад.
Вы бы боролись, инспектор, но, кажется, что-то сломалось,
В вашей душе, что стремится сквозь водный каскад
Рыцарем в погнутых латах и с ржавым забралом.

Шаг в пустоту - будто вызов проклятому миру;
Полночь в Париже закашлялась кровью людей.
Вы б напились бы, инспектор... Но, кажется, вам это мерзко,
И не избавит от шума проклятых идей
Пулей в виске или гомоном адского пира.

Полночь в Париже, да будь ты к нему милосердна!
Кровью людей и огнем от пустых баррикад.
Я бы спасла вас, инспектор... Но, кажется, я не сумею.
Сены чернеет зловещий прямой водопад
И с него хватит. И вправду... Пожалуй... Наверно...

Я бы спасла вас, инспектор. Вы только шагните назад.

***
(про Кроу-инспектора)

Вы когда-то клялись на ночной вышине
Под сияние звезд - как ответ тишине.
Вы когда-то читали при свете свечи,
Зная, где лицедей, а где - палачи.

Вы когда-то служили. И чтили закон.
Дежурили ночью у сонных окон.
Вы когда-то чинили парадный мундир,
И в Тулоне вас часто хвалил командир.

Вы когда-то страдали. Но где-то внутри,
Тоски застарелой стирали пути.
Вы чистили шпагу, поили коня,
А вечером грелись под шелест огня.

Вы как-то прозрели. И Сены поток
Вас принял в свой черный и стылый исток.
И может, хоть волны и звон тишины,
Прочтут ваши тайны и боли души.

...И, может, расскажет тот каменный мост
Как вы поклялись под сияние звезд.

***
(просто про книгу. некое напевное)

Дамы и господа, посмотрите скорей сюда! Как на полках ютятся книги, образуя нестройный ряд. Здесь хранятся по строчкам тайны, здесь хранятся чужие судьбы... И для каждой - своя обложка - стоит только лишь бросить взгляд.

Что прочесть - выбирай, поскорее решай!
Сквозь сюжетных ходов верениц,
В будни прошлых потерь приоткроет вам дверь
Нежный шепот бумажных страниц.

Что же вы, господа? - Веселей! Будьте чуточку посмелей! Посмотрите на старый двухтомник, что темнеет среди пестрот. Эту книгу писало время, что рождало своих героев и вонзало в чужие судьбы ядовитый кинжал острот.

Ты страницы листай, для себя сам решай,
Что правдиво, а что - лишь обман,
В жизни лучших людей - их поступков, идей,
Что сложились в огромный роман.

@темы: стихи

---

Об образовании

Как это ни странно, но сочувствующие взгляды окружающих при словосочетании "античный филолог, первый курс" с этого дня меня не волнуют совершенно. Да, древнегреческий. Да, латынь. Но по крайней мере нам не дают заданий вроде: собрать и измерить по триста листов с трех различных деревьев

@темы: баловни судьбы, мост через сену

---

стиха-пост

Внезапно Фролло, да простит мне мироздание

Оплывшая свеча. И пыльная каморка,
Величественный храм и грубая резьба.
Ну а внутри сидит пропащая душонка,
И вздох в ее груди рождается едва.

То был ученый муж, достойный архидьякон
Его боялся люд, его любил король.
Возможно, что его любил еще и дьявол,
Иначе бы не дал он падре эту роль

Достойного отца…увечного калеки,
Главу семьи Тиршап…погибших от чумы.
Горящие глаза – морщинистые веки,
Не прожитых годов столь ранние следы.

А на руке ожог. И вновь разбита колба,
В открытое окно летит нещадный смог
Фламель с небес опять ученых щелкнул по лбу –
Его чудес, увы, Клод повторить не смог…

В открытое окно влетает свежий воздух,
Неся с собою звон и песню соловья
И вольной пляски ритм, что совершенством создан
Несет его к окну, все дальше от себя.

Оплывшая свеча. И пыльная каморка,
Величественный храм и грубая резьба.
Ну а внутри сидит пропащая душонка…
Великая, большая, влюбленная душа.

@темы: стихи, баловни судьбы

---

карта

---

минутка дайримагии

Скажем так...все очень-очень плохо. Дело в том, что в этом году я проходил такое сложное испытание как ЕГЭ. И вышло так, что с одним экзаменом случилась лажа - ну не повезло мне, был испорчен аудиофайл с заданием и пришлось мне этот экзамен писать дважды. Пофиг. Написала и слава богу. Но теперь случилась другая штука - дорогое министерство образования где-то потеряло мой результат за пересданный экзамен. И хожу я теперь такая в танке и с нулем в бланке. А предмет-то профильный. Без него в университеты меня никто-никто не возьмет.

И что из этого вытекает - ничего никто не решает и не отвечает за потерю моего результата. Я сегодня проверил. А завтра у меня внутренний экзамен, на который меня допустят без этого результата с вероятностью 50 на 50.

Так что, дорогие ПЧ, надеюсь на дайримагию и пилю голосовалку, ибо только так, видимо, смогу как-то обеспечить себе везение и допуск на экзамен.

Вопрос: Допустят ли Феба?

1. Да, господин мэр добрый		14	(93.33%)
2. Нет, the law is the law		1	(6.67%)
3. Руки есть, иди землю пахать		0	(0%)
Всего:		15

@темы: мост черех сену

---

Грядет оно

Нет, я честно держался до последнего! НО АААА КАК ВСЕ ПРЕКРАСНО НЕТ ПОВОДА НЕ ИДТИ *_*


(еще бы Диснеи возникли, тогда будет совсем радость и счастье)

@темы: отверженные, мост через сену, капитуляция мозга

---

05.05.2014 в 18:38

Пишет  Melody of forest:

О кулинарных способностях в предверии революции
Do you hear the people sing,
Singing the song about саkе?
It is the music of a people
Who will always cook at night!

Мое увлечение выпечкой началось гораздо раньше того, как появился Благден и Твейт, зубки, козодои и триколор, НО когда оно смешалось... В общем, я ненавижу тебя,  Табакерка_с_Позолотой! Серьезно, моя жизнь была радостной и без трехчасового мюзикла с ЭНД АЙМ ЖАВЕР АЙ КАНТ ФОРГЕТ ХИЗ НЕЙМ.

Короче, понадобились ночные часы, бисквит, крем, мастика и еще овермного шоколада для них...(мда, и руки Табакерки, отправленной мною за совершенный упорос на каторгу - на целых 19 минут разрисовывания лиц) И они получились вкусные...очень вкусные...мегавкусные...Я НЕ МОГУ ЕСТЬ ГРАНТЕРА ОН СЛИШКОМ ПРЕКРАСЕН!


Боль. Бзхднсть. Недорого

ням-ням

Что лучшее в Грантере? Правильно, партиотичный триколор на заднем плане)


Анжольрас...рыболюдь нет, ну это все фломастеры виноваты!


Палка в башка попадет - совсем мертвый стал. Скончался без порции заморозки. Первым.


Дримд э дрим


Идет Жавер, качается, вздыхает на ходу...Ох, мой мост качается, сейчас я упаду. (и шляпа все время слетала)


Анжольрас скорбит и помнит. Грантер в юсте, но тоже скорбит


Tell me quickly what's the story! (а Баматабуа уже сбежал)

ОБОЖЕМОЙ ОНА ЭТО СДЕЛАЛА)) Все, результаты творчества теперь, наконец, увидели свет. И как же круто знать, что хоть чуток причастен к такому прекрасному*__*

---

исцеления и бодрости псто

Все болеющие - поправляйтесь! Ударим дозой позитива против заразы и хандры. Lets make love
Что-то однозначно истинное есть в этом клипе. Настоящее)

@темы: радостьщастье, мост через сену, из темноты появились чащи, пещеры и дубинка

---

Внезапно нужен парик - черные прямые волосы с челкой. Кто-то знает, где в Москве достать подешевле? Или дать напрокат?

@темы: помощь зала, мост через сену, вакуум

---

О поэзии

Дорогие ПЧ, объявляю флэшмоб, ибо очень хочется узнать о вас побольше. Давайте кидать сюда свои любимые стихотворения? Всем заранее спасибо

Начну с себя:
Автор - Юнна Мориц
Название - Первобытное

Привычка жить в тисках
животного инстинкта,
Кошмары созерцать
и полнить вымена,
Рождаться и рождать
из фосфора и цинка -
Чтоб не кончалась плоть
и длились времена.

Привычка тосковать
и выть от одиночеств,
Вынюхивая след
себе подобных стад, -
Чтоб тосковать и выть
в ярме имен и отчеств,
И плуг любви тащить
с восхода на закат.

Привычка няньчить свет,
чья узкая полоска
Сквозь мрак сочится к нам,
как божье мумие, -
Чтоб лепестки огня
над столбиками воска
Очеловечили скотину и зверье.

@темы: мост через сену, из темноты появились чащи, пещеры и дубинка

---

Команда Кроу деанонилась, ура кроуликам!

Не сказать, чтоб мне было чем гордиться. Хотя нет, командой я очень горжусь - прекрасные, дружные и крайне упоротые люди...которым лично я принес катастрофически мало полезного. Но это все равно было незабываемо) А сейчас принесу маленькое издевательство, которое я все таки сотворил в команду.)))

Родилась сия хулиганская песня в ночном угаре, и посвящается самому кроулистому инспектору в моем окружении - прекрасной  Т*Черть, которая скачет со мной по волнам упороса так же резво, как и по реальным баррикадам(Гаврош ностальгически вздохнул).

Название: Вместе весело шагать
Автор: Табакерка_с_Позолотой
Форма: песня
Персонажи: Жавер
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Примечание: гмм...ну, берегите ваш мозг. И да - капслок здесь не потому, что кнопка заклинила, просто градус упороса требует именно его.

песенко

ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО ШАГАТЬ ПО ТУЛОНУ
ПО ТУЛОНУ ПО ТУЛОНУ
И ВАЛЬЖАНА СОДЕРЖАТЬ ПОД НАДЗОРОМ
ПОД НАДЗОРОМ ПОД НАДЗОРОМ

КУПЛЕТ:
НАТЯНУ С УТРА В ДОЗОРКУ ФОРМУ С КИСТОЧКОЙ
И В БЛЕСТЯЩИХ САПОГАХ ШАГАЮ ВЫСКОЧКОЙ
РАЗ КОРАБЛЬ ДВА КОРАБЛЬ БУДЕТ ПЕСЕНКА
МНЕ С ВАЛЬЖАНОМ С МАЧТОЙ БУДЕТ ОЧЕНЬ ВЕ-СЕ-ЛО.

ПРИПЕВ:
ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО ШАГАТЬ ПО ТУЛОНУ
ПО ТУЛОНУ ПО ТУЛОНУ
И ВАЛЬЖАНА СОДЕРЖАТЬ ПОД НАДЗОРОМ
ПОД НАДЗОРОМ ПОД НАДЗОРОМ

КУПЛЕТ:
ФЛАГ ПРИТАЩИТ НА ГОРБУ МНЕ МИЛЫЙ КАТОРЖНИК
(В ТОТ МОМЕНТ Я ПРЕБЫВАЛ В МЕЧТАНЬЯХ РАДУЖНЫХ)
РАЗ ПОБЕГ И ДВА ПОБЕГ И ГОД ЗА ХЛЕБУШЕК
МНЕ НЕ ВАЖНО ШТО УКРАЛ ТЫ РАДИ ДЕ-ТУ-ШЕК

ПРИПЕВ:
ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО ШАГАТЬ ПО ТУЛОНУ
ПО ТУЛОНУ ПО ТУЛОНУ
И ВАЛЬЖАНА СОДЕРЖАТЬ ПОД НАДЗОРОМ
ПОД НАДЗОРОМ ПОД НАДЗОРОМ

КУПЛЕТ:
Я ОБРАДУЮ ВАЛЬЖАНА ЖЕЛТЫМ ПАСПОРТОМ
ПУСТЬ НЕМНОГО У БЕДНЯГИ В ЖИЗНИ РАДОСТИ
РАЗ РАБОТА ДВА РАБОТА ПУСТЬ СТАРАЕТСЯ
НО НАДОЛГО С НИМ МЫ ВСЕ ЖЕ НЕ РАССТА-НЕМ-СЯ

ПРИПЕВ:
ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО СКАКАТЬ ПО МОНРЕЙЛЮ
ПО МОНРЕЙЛЮ ПО МОНРЕЙЛЮ
МЕСЬЕ МЭРУ Я ПОНРАВИТЬСЯ СУМЕЮ
Я СУМЕЮ Я СУМЕЮ

КУПЛЕТ:
Я ТЕПЕРЬ ПОЧТИ ВЕРХУШКА ЮРИСДИКЦИИ
И ДЛЯ МЭРА Я КРУТОЙ ГЛАВА ПОЛИЦИИ
РАЗ ПРО ЧЕТКИ ДВА ПРО ЛИЦА СЛОВО ЗА СЛОВО
А НЕ ТОТ ЛИ ЭТО ПЕРЕЦ С ЖЕЛТЫМ ПАС-ПОР-ТОМ?

ПРИПЕВ:
ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО СКАКАТЬ ПО МОНРЕЙЛЮ
ПО МОНРЕЙЛЮ ПО МОНРЕЙЛЮ
МЕСЬЕ МЭРУ Я ПОНРАВИТЬСЯ СУМЕЮ
Я СУМЕЮ Я СУМЕЮ

КУПЛЕТ:
МЭР ПОДНЯЛ ТЕЛЕГУ СЛОВНО САМ БЫЛ КАТОРЖНИК
(Я ОПЯТЬ ЖЕ ПРЕБЫВАЛ В МЕЧТАНЬЯХ РАДУЖНЫХ)
РАЗ СПАСЕНЬЕ ДВА СПАСЕНЬЕ МЭР СТАРАЕТСЯ
ТОЛЬКО ШЛЮХА С КАШЛЕМ МНЕ СОВСЕМ НЕ НРА-ВИТ-СЯ

ПРИПЕВ:
ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО СКАКАТЬ ПО МОНРЕЙЛЮ
ПО МОНРЕЙЛЮ ПО МОНРЕЙЛЮ
МЕСЬЕ МЭРУ Я ПОНРАВИТЬСЯ СУМЕЮ
Я СУМЕЮ Я СУМЕЮ

КУПЛЕТ:
НАПИШУ ПАРИЖ Я КЛЯУЗУ ДОНОСНУЮ
БУДЕТ ЗНАТЬ УРОД КАК ЯШКАТЬСЯ С ОТБРОСАМИ
РАЗ СЛОВЕЧКО ДВА СЛОВЕЧКО МЕСТЬЮ ГУЛКОЮ
БУДЕШЬ ЗНАТЬ ВАЛЬЖАН КАК ЛАКОМИТЬСЯ БУЛ-КА-МИ

ПРИПЕВ:
ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО СКАКАТЬ ПО МОНРЕЙЛЮ
ПО МОНРЕЙЛЮ ПО МОНРЕЙЛЮ
МЕСЬЕ МЭРУ Я ПОНРАВИТЬСЯ СУМЕЮ
Я СУМЕЮ Я СУМЕЮ

КУПЛЕТ:
В ПРЕФЕКТУРЕ У ВИСКА ВЕРТЕЛИ ПАЛЬЦАМИ
Я КАК ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК ПОШЕЛ ПОКАЯТЬСЯ
РАЗ ПРИЗНАНЬЕ ДВА ПРИЗНАНЬЕ СЛОВО ЗА СЛОВО
ЭТО ТОЧНО ЧЕРТОВ ПЕРЕЦ С ЖЕЛТЫМ ПАС-ПОР-ТОМ!

ПРИПЕВ:
ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО СКАКАТЬ ПО МОНРЕЙЛЮ
ПО МОНРЕЙЛЮ ПО МОНРЕЙЛЮ
МЕСЬЕ МЭРУ Я ПОНРАВИТЬСЯ СУМЕЮ
Я СУМЕЮ Я СУМЕЮ

КУПЛЕТ:
ОТ ФАНТИНЫ ВЗЯЛ СЕБЕ РЕБЕНКА ВНАГЛУЮ
(ХОТЯ Я КРАСИВО ПРЫГАЛ БЛИН СО ШПАГОЮ)
ПУСТЬ ДВЧОНКА И ПАПАША УБИРАЮТСЯ
ПУСТЬ УТОНЕТ ГАД В ПЕЛЕНКАХ ИЛИ ПАМ-ПЕР-САХ

ПРИПЕВ:
МНЕ НЕ ВЕСЕЛО ШАГАТЬ ПО ПАРИЖУ
ПО ПАРИЖУ ПО ПАРИЖУ
ОЧЕНЬ ЖАЛКО ЧТО ВАЛЬЖАНА Я НЕ ВИЖУ
Я НЕ ВИЖУ Я НЕ ВИЖУ

@темы: отверженные, радостьщастье, тварь тварила тварьчество